Владимирская Ольга Дмитриевна,
частная школа «Экспресс»
1. Если бы вам сейчас снова пришлось «с нуля» создавать свою школу, на каких теориях или концепциях вы бы основывались?
Концепция была бы той же самой, единственное, я бы это сделала лет на восемь пораньше. Как только вышел Закон об образовании, в котором было написано, что есть экстернат, раньше ведь его не было, в советские времена. Как только это стало разрешено, я в принципе стала заниматься экстернатом, но на базе государственной школы, и это была большая ошибка. Нужно было сразу делать свою школу. Потому что эти вот восемь лет в принципе можно было заниматься делом, и работать на результат. Потому что на базе государственной школы, конечно, ничего не вышло, и развитие началось только тогда, когда вот уже от отчаяния сделала собственную школу. А то, что касается содержания – это мой интерес, я хотела заниматься теми детьми, которые выпадают из школы не потому, что они плохие, а потому что они другие. А теперь, поскольку индивидуализация у нас теперь тоже заявлена в Законе об образовании, таких детей все больше и больше, а с ними никто не работает. То есть если начальная школа еще как-то справляется с индивидуализацией, то, начиная с 5 класса, ребенок вообще выпадает, если он особенный. А они грамотные теперь, они все говорят, что они действительно такие, и в 7 классе они все у нас.
- Профессиональные и жизненные позиции каких исторических деятелей Вам близки?
Английская королева, например. Форд – это мой любимый менеджер. Вообще я менеджменту научилась у Форда. Я прочитала все его книги, которые он написал. Причем они написаны не в плане учебника, а его жизнеописание, которое очень хорошо показывает, как он строил свой бизнес. И вот эта идеология того, что он строил дело, понимая, что дело станет бизнесом, а не наоборот. То есть он не строил бизнес, подстраивая к нему какое-то дело. Такая позиция мне понятна и близка, и я на ней стою, хотя многие мои коллеги сейчас этого не разделяют. Но я считаю, что в первую голову мы должны сделать дело, а если оно будет приносить еще какую-то прибыль – это замечательно. Но вообще, наша сфера – она не денежная, денег заработать много очень сложно. Я даже понимаю, какие вещи это могут быть. Можно забежать, какие-то курсы быстренько провести, что-то быстро «срубить», но это не наш вариант.
2. На каких идеях базируется ваша школа?
Это все идеи индивидуализации Дьюи. Начиная от Дьюи, и все, что потом было и в российской школе, и в советской школе выстроено по индивидуальному обучению, то, что декларировалось и очень трудно проходило, потому что классно-урочная система, конечно, не способствует тому, чтобы ребенок… Это очень трудно. И не потому, что учителя плохие, или не хотели. Хотели, и неплохие, и у многих даже это, не взирая ни на что удавалось, но это удавалось у единиц. И у единиц учителей, и для единичных детей. Потому что в массовом масштабе, если есть футболист в классе, условно говоря, и художник, и математик, то для них создать в рамках класса индивидуальный маршрут практически не реально, потому что все равно класс требует, конечно, какого-то выполнения общих требований.
3. Как создавалась школа? Какова была лично ваша роль в ее создании?
Моя роль – 100%. Создавалась очень трудно, потому что было очень тяжелое время, у меня двое сыновей, муж – военнослужащий, его уволили – училище закрылось, к счастью ему не надо было никуда ехать, у него было 25 лет, он вышел на пенсию. А сын один был в армии, другой учился в институте – то есть было очень тяжело. Тяжело финансово очень было жить просто, потому что было совершенно не понятно – как, и куда, и что? И сначала я занималась дополнительными услугами в школе – создавала вот этот экстернат. Там получилось сложно с директором. Потом мы ушли «под крыло» Семен Григорьевича Вершловского в институт образования взрослых - там у нас было подразделение экстерната. В течение двух или трех лет мы там были. Там было очень комфортно, очень хорошо, но тоже руководство в какой-то момент начинает понимать, что мы зарабатываем гораздо больше, чем им бы хотелось. Ну и тогда уже я решила, что нужно... Как только диссертацию защитила, решила, что – все, буду... А диссертацию я делала тоже по экстернату, поэтому все это делала под это.
Все, от начала до конца… У нас ничего нет в уставном фонде – у нас только компьютер наш домашний был. Который у нас был, мы его в уставной фонд и поместили. Потому что ни денег, ничего у нас не было. Мы все делали сами – шкафы, которые были у нас. Первое наше место собственное было на Басковом переулке, мы там шкафы в соседней школе купили за триста рублей, которые выбрасывали, и сыновья ночью их перетащили через улицу для того, чтобы их там поставить, чтобы у нас был стол. И первые три года, или два, у нас вообще была такая мебель, которая с помойки буквально. Только потом как-то мы начали что-то такое… Ну а сейчас у нас уже большие площади, две площадки и филиалы есть. Сейчас, конечно у нас есть все это. Но это 16 лет прошло, понимаете?.. Это очень большой срок.
4. Каким образом определяются стратегии развития вашей школы? Кем принимаются основные решения, касающиеся жизнедеятельности школы? Когда вам приходится принимать решения, чем Вы руководствуетесь?
К сожалению, должна сказать, что мы руководствуемся нормативными документами. Потому что раньше, в первые годы, когда мы только начинали работать, конечно, был полет. Потому что и придумывали, и делали, но считали что, поскольку форма такая автономная – экстернат, и было отдельное положение государственное по экстернату, которое давало достаточно большую свободу на самом деле для того, чтобы работать внутри. И это положение давало возможность делать наше собственное положение, которое еще больше свободы как бы в этих рамках придавало, и мы им пользовались вот буквально до прошлого года. Это было очень хорошо, и тогда это все, так сказать, было в рамках полета. А сейчас очень жестко стало все-таки у нас нормативное регулирование, и убрали… С появлением нового закона положение об экстернате исчезло, и мы теперь полностью, поскольку мы аккредитованы, подпадаем под все государственные нормативы. И в этом году мы проходили в третий раз уже аккредитацию. Но аккредитацию проходить с детьми, которые учатся экстерном, очень сложно, потому что они все на разных уровнях обучения находятся, это очень трудно объяснить проверяющим органам, да, собственно, они это и не слушают. Они просто там какого-то 3 декабря пришли, детей посадили и протестировали. Понятно, что все это нужно было создать так, чтобы дети на этом уровне были на уровне знаний 3 декабря в 11, в 9 классе. То есть, к сожалению, все приходится делать вот так – приходится очень изучать все нормативные документы и закон об образовании, который очень долго мусолили и мурыжили, и уже, честно говоря, в последнее время я даже перестала новые версии просматривать, потому что я запуталась, если по-честному, потому что там 375 страниц, и даже профессионалу разобраться «в лёт» вот в этом во всем… Я уже решила, что дождусь, когда его примут, и тогда уже буду фундаментально изучать.
5. На чем Вы основываетесь в своей деятельности?
Я основываюсь на том, что я работаю сама как сумасшедшая, что не правильно, наверное. Но с другой стороны, если я два-три дня… То есть четырнадцать дней отдыхать я уже не могу, понимаете? Я уже после десяти дней, а десять дней я провожу в коматозном состоянии – сплю и дремлю, ем, а потом я уже начинаю все равно думать о том, что нужно делать. Это не правильно, но это стало смыслом жизни, понимаете? К сожалению, потому что меня многие за это осуждают, но у меня в коллективе, в общем, есть такие люди, которые со мной, и они понимают, и это поддерживают. Хотя хочется, конечно, очень наложения коллектива, педагогического в основном.
6. В чем особенности образовательной деятельности в частной школе? Чем образовательная деятельность является для Вас?
Особенность огромная, я сейчас в этом убеждаюсь все больше и больше. У меня очень стабильный коллектив, и есть люди, которые работают ну буквально с 2001 года, вот как мы только начали. Там какие-то были ротации первое время. Ну, конечно, кто-то там уже… - к сожалению, естественный уход у нас идет, потому что все учителя такого уже возраста… такого, «третьего», как теперь говорят. Они работают, уже на пенсии работают, только у нас. То есть такая вот категория есть у нас учителей. Есть учителя, которые еще продолжают работать в школе и работают у нас, но работают давно, и у нас как бы считаются постоянными – такие сильные, хорошие: и математик у нас такой, биолог. Химик вот сейчас ушла на пенсию - сейчас она только у нас, а тоже работала в АППО. Ну, то есть - такие учителя. Но сейчас потребовались другие, сейчас много очень детей, пришлось добавлять учителей. И очень многие учителя, которые приходят из школы, не могут у нас работать, понимаете? Они просто не могут. Разное. Я даже стала записывать (я что-то сегодня не сообразила – надо было мне это вам показать), записывать параметры, по которым учителя не могут работать у нас. Они, во-первых, - «равняйсь-смирно!» (смеется), понимаете? Мы тоже их «строим». Я тоже, когда с каким-то учеником что-то случается, - говорят: нет, пускай Ольга Дмитриевна сама его и «построит». Понятно - я имею приоритетные права, и мое слово последнее всегда во всех этих вещах, и дети это знают, это как-бы передается, это уже «не обсуждается», что называется. Но, в принципе, мы как-то пытаемся договориться. И очень хочется этой договоренности, но вот учителя, которые приходят из государственных школ, они это не понимают. Они, во-первых, зациклены на программе. Вот это безумное совершенно следование, слепое, этой программе, оно меня просто «съедает». Я это сейчас прохожу со своими внуками, которые один в шестом, один в третьем, и я это вижу. Понимаете, это глупо. И был у нас один ученик очень хороший, очень сильный такой мальчик – он на 100 написал ЕГЭ, его «в рамке» все время держим. Он во всех отношениях был очень интеллигентный, воспитанный такой, как надо. Вот он настоящий был медалист, за мои 43 года работы в школе было два таких медалиста – настоящих. Вот он – настоящий медалист, и ему - вот просто… Ничего ему не натягивали, ни с кем не договаривались, не переписывали журнал, все как вот было – так и было. И вот мама мне его сказала такую вещь, когда они пришли из 155 гимназии, я говорю: «Господи, Гузовская меня там убьет, мы с ней хорошо знакомы – ну забираю медаль, пришел мальчик такой…» А мама – знаете: «Нет, я с ней разговаривала, она все поняла, мне нужен здоровый ребенок. Потому что получается, что он учит три языка, он приходит домой уже в девять часов, ест и роняет голову в тарелку, и он садится заниматься, он сидит очень долго, он все выполняет. И когда он получил «4» по географии, учительница ему сказала: «Что это такое? Мы тебя – на медаль, а ты «четыре» получаешь!» Понимаете, такое впечатление, что «4» он «нарисовал» ей, а не она ему. Когда, она говорит, я увидела, как он идет в двери, ударяется о косяк, потому что он высокого роста, его качает просто. Мне такое не надо, она говорит, понимаете? Ну какой смысл!.. И вот этого мальчика интервью есть у нас на сайте, вы его посмотрите, его зовут Дима, а фамилия… очень простая фамилия… (я вспомню, у меня так бывает – выпадает фамилия) вот первый фильм, который у нас на сайте есть с правой стороны. Он говорит, он рассказывает об экстернате, когда он уже студент третьего курса. О том, как ему… для чего ему понадобился экстернат, и как он доволен тем, что он научился вот так жить. Он научился все силы бросать на одно, одно заканчивать, и понимать, что с этим «одним» уже закончено. И вот он мне сказал такую фразу: «Понимаете, мне не нужно учить каждый параграф по биологии, я могу главу прочитать, осмыслить ее и рассказать. Я понимаю, что биология мне нужна только на уровне цветка, который я хотел бы различать, как называется. Все остальное мне абсолютно не интересно». Вот это видение… И дети это понимают уже очень рано. Если раньше это было уже действительно уже в старших классах – такое осмысление, теперь они это понимают. А некоторые не понимают, они на уровне подсознания… Они в принципе знают. И вот мой собственный внук тоже вот такую мне сказал фразу. Я возмущена была тем, что у него там одна тройка по географии, другая тройка – он в шестом классе, география началась. И я… что это такое вообще? А он мне сказал: «Ба, ну что там учить? Я учебник прочитал 3 сентября». Он взял новый предмет, он прочитал этот учебник – он быстро читает, - понимаете? И там нет ничего такого, что бы его зацепило. То есть такие сведения, которые в принципе уже для него… Он все знает, как вращается Земля. Он все видит, он все это… Понимаете? И вот эти детали, которые нужно выписывать, и вырисовывать, и все это подчеркивать… Ему уже не надо. Он может прочитать, поговорить – вот где-то, - и двигаться дальше. И вот экстернат дает такую возможность. Это, наверное, нарушение стандартизации (говорит тише, смеясь)… Но я думаю, что вы понимаете смысл. Мы «отлучаем» детей. Вот как раз выступала у нас Щербова, вы знаете Щербову, да? Она тоже на кафедре училась там, где Семен Григорьевич, в АППО. Она профессор… И вот она говорит: «Я не понимаю, почему как раз в 7 классе – это она статистику тут демонстрировала, - что как раз в 7 классе падает совершенно интерес к учебе». А я-то поняла, почему, потому что я это давно анализирую. Появляется три предмета: алгебра, геометрия и физика. Все предметы требуют серьезного такого «вливания», вы понимаете? А рядом с ними идет вот эта вот «мишура»: география, биология. Это не потому что я хочу к этим наукам отнестись плохо, наоборот, понимаете. Но если ребенок этим не «одурен», он не будет изучать биологию на том уровне, на котором это предлагается в учебнике. Это не возможно. Я прочитала сама все учебники 7 класса – все, за лето. И сделала сама маршрутные книжки по всем предметам сама для 7 класса, когда мы начинали в 2007 году, и поняла, что ни один мой внук не освоит этот материал. Ну хотя вот младший – он очень усердный оказался, может быть он освоит (смеется). Это не возможно. Объем, который ребенку избыточен, понимаете? Нельзя столько давать по объему! Нужно где-то искать, и это нужно искать в консенсусе всем учителям вместе, понимая, что «для этого - нужно вот это, для этого – нужно вот тут выбрать это», вот чтобы он тут же сидел и понимал, что «вот это» теперь, зато ты получаешь возможность заниматься геометрией так, как ты хочешь. Но за это ты географию как-то так изучи. Сделай проект – пойди измерить скорость течения Фонтанки, например, распиши это все, понимаешь? Пускай это все будет длинно все, пускай там у тебя не получится… Мы согласны это принять. Но вот это будет другое. Вот тут нужно… А как классно-урочная система, если мы Петю отпустим, а Вася останется, а кто будет за жизнь и здоровье Пети отвечать, когда он будет около Фонтанки там корочку хлеба кидать? То есть все понятно, что в этих рамках невозможно. А у нас возможно!..
7. Отличается ли директор частной школы от директора школы государственной?
Да, конечно. Он отличается статусом. Директор государственной школы – это, в общем, фигура. А директор частной школы – он не такой статусный. Его статус зависит от его имиджа, от того, как он себя позиционирует, как он себя представил, как он позволяет с собой себя вести. Потому что я смотрю, как в Комитете разговаривают с некоторыми директорами негосударственных школ, - со мной так не разговаривают, я просто не позволю с собой так разговаривать. То есть нужно вот это. Если это понимать, то нужно бороться за это. Директор государственной школы – он уже все, он пришел – он директор государственной школы. А тут – какая там частная школа? Двадцать человек? «Тьфу» на вас. Это вот так! Это зависит только от того, как ты себя будешь позиционировать. Если ты будешь себя показывать директором… Я всем говорю сейчас, хотя сейчас мы уже не очень маленькая школа, такая – средняя, но когда мы были маленькие, я всегда говорила, что «мы маленькая школа, но у нас все, как у больших» (смеется). И второе, конечно же, директор государственной школы – он обеспечен финансово, у него есть за спиной понимание того, что у него есть помещение, у него есть, ну, худо-бедно, оплата учителям, он знает, что его зарплата – все равно, вот она есть, тот минимум, который обеспечен государством, он его получит. У меня такой уверенности нет. Когда ко мне пришел пожарный и сказал, что надо делать пожарную сигнализацию, ну это, наверное, было в 95-96 году. Я говорю: «Ну что я буду делать (в Заводском переулке у нас помещение внутри учебного заведения, и я буду делать, а у них нету – в лицее этом) в одном отдельно взятом помещении?» Он говорит: «У них – это свое, своя организация, у вас – своя. А если вы не сделаете, я месяц вам даю, я забираю у вас лицензию. И все». И это был апрель, наверное, месяц. И это были мои отпускные – я заплатила за проект. Поэтому – вот чем отличается? Вот этим еще. То есть если я рискую, то я рискую только своими деньгами, понимаете? Я понимаю, вот мы сейчас взяли новое помещение, получилось так, что протянули все под лето, вот три месяца – это мертвые месяцы, вы понимаете, да, что ничего не будет. Но оплатить надо все равно, никто не спросит там, никто не будет объяснять. Вот этим и отличается – мерой ответственности за то, что ты берешь. Потом людей ты набираешь. Я очень всегда боюсь – вдруг что-нибудь случиться. Ну, вот сейчас, конечно, уже не так страшно, а был период, вначале, когда я думаю: «Господи, я договорюсь вот, наберу людей, а потом – ну а вдруг вот я разорюсь?! Вдруг вот так вот – что-то я не смогу?.. Сколько ошибок я сделала, вы знаете? Даже не представляете себе! У меня вдруг на второй год существования вдруг оказалось, что я всех учителей провела по договору, у меня получилось восемьдесят человек (смеется), штат у меня получился такой. Мы налог заплатили как за среднее предприятие. Вот бывает! Просто потому, что не знали. Вот этим и отличается! В государственной школе так не дадут, там все равно подскажут, ну можно ошибиться, но все равно, там риск не своими собственными деньгами. А здесь, конечно, я в команде, я в обойме, я теряю… И если уж я теряю – то теряю. Поэтому здесь нужно быть грамотной во всех сферах, тут вот всюду нужно «держать нос по ветру», и ни в коем случае не просчитаться. Поэтому нужны, конечно, по направлениям специалисты, которым нужно верить. Это очень трудно найти. Вот у меня бухгалтер работает четырнадцать лет. Вот когда все понимаешь, очень, очень тяжело найти такого человека, когда ты действительно должен знать, что «в спину» никто тебе ничего не сделает, тут, внутри. Но понимать, понимать, как все развивается, конечно, нужно самим.
- Назовите пять личностных качеств, которыми, по вашему мнению, должен обязательно обладать директор частной школы.
Нужна преданность своему делу. Знать, что вот это дело – твое. Есть директора, которые относятся к этому, как к бизнесу, есть. Щур, например, вот эта «Альма-матер», Андреев – вот эта школа «Обучение в диалоге». Вам бы тоже с ними поговорить, но, думаю, они с вас деньги возьмут за интервью (смеется). Но я уважаю их позицию в том плане, что у них такая позиция, они первоначально так себя сделали, они хотят сделать бизнес. И вот Андреев – тоже, он за все берет. Я у него работала, и он мне помог. Это тоже 93-й год был, и у меня папа умер, это было совершенно неожиданно. И я к нему пришла, а такое было состояние, ну просто не было денег вообще. «Что случилось?» Ну, видно было, что что-то случилось. Я говорю, что – вот так, такая ситуация. И он мне дал денег, просто вот, так. И сказал: «Нет, ничего отдавать не надо». Вот просто. То есть человеческие качества есть, он раньше тоже работал в АППО, мы там еще по методической части общались. Но все остальное для него – каждый шаг, каждый чих – вот заплатить! Вот Семен Григорьевич делает каждый год… Не каждый год, а через год исследование «выпускник…» по нечетным годам. И он просил у меня сделать. Я к нему (Андрееву) пришла, и говорю, Владимир Иванович, можно ваших детей, у меня там не много выпускников – 11 человек, можно опросить? Он говорит: «Сколько заплатите?» «Владимир Иванович, так для Вершловского!..» «Ну, кто-то там работы делает, а я вот тут, значит, корячься!» Знаете, он это говорит на полном серьезе. И Щур тоже может сказать: «Знаете, я тут с вами разговаривала, я испортила бумагу, - вы должны мне за канцелярские принадлежности, - исписала ручку…» То есть это она на полном серьезе говорит, понимаете? У них такая позиция, они считают, что все это должно превратиться в бизнес. Вот я еще к этому не готова. Я все-таки советский учитель, я понимаю, что все-таки должно быть иначе. Вот пока мне так кажется. Хотя вот уже молодые у нас пришли, вот системный администратор – он считает, что нужно уже переходить на другую волну. Я, наверное, уже где-то переступаю эту черту, я пытаюсь все «коммерсализовать», но, все равно, я беру людей, которые учатся бесплатно (смеется).
8. До какой степени директор должен лично осуществлять административный контроль образовательного процесса? Должен ли директор держать под контролем весь документооборот школы?
9. Должен ли директор школы быть, прежде всего, педагогом – вести уроки, иметь свои методики преподавания, авторские учебные программы? Или директор – это все-таки именно административное лицо?
Должен ли директор преподавать? «Должен» - такого слова нет. Конечно, хорошо, если он преподает, но я – нет. Я уже не преподаю, потому что я уже совершенно… Я физик по образованию, мне безмерно трудно это уже.
10. Каким образом чаще всего происходят Ваши встречи с учащимися? Какой ваш образ наиболее привычен для детей в школе?
В роли, конечно – Хм!… (делает строгое лицо и затем смеется) Во всякой, конечно, роли… Сейчас очень много стало детей. Кончено, я меньше сейчас ими занимаюсь, потому что очень много стало настроечных всяких вещей. Раньше я все-таки больше, именно сопровождением занималась. Сейчас вот сопровождением Лариса Александровна занимается, и сейчас еще берем новую женщину, она у нас работала одно время, а потом ушла, вот сейчас снова возвращается, и она будет заниматься именно сопровождением детей. Но я… у меня очень хорошие взаимоотношения с детьми. Очень такие… Я стараюсь понимать. СТАРАЮСЬ их понимать - не всегда могу, иногда внутри киплю (смеется), но внешне делаю вид…
Вот сейчас уже мои ученики… Вот у меня девочка ушу занимается, и у нее зал мы арендуем – она окончила нашу школу, закончила уже Лесгафта. Вот я люблю это все, мне нравится, что мои ученики приходят ко мне, и они вот помогают, знают про школу. Мне это нравится.
11. Вокруг любого директора складывается своего рода «группа поддержки», круг единомышленников, административная верхушка. Обрисуйте, какова эта команда в вашей школе.
Команда - два системных администратора, два зама, и два координатора (ну вот сейчас одна ушла – девушка молоденькая, она кончила Культуру и решила все-таки уйти культурой заниматься, в музей ушла). Вот Лариса Александровна, это у нас такой очень хороший стабильный человек, психолог по образованию, она сидит как «стерегущий дом», как я говорю (смеется). У меня надежные очень люди, очень исполнительные. Понимаете, мы в этом году пережили аккредитацию, прокурорскую проверку лицензионных условий, тут у меня еще мужа прооперировали в этом году… То есть я просто… Это был просто какой-то нон-стоп. Причем проверка эта, аккредитация, была 28 декабря – 28 декабря! А 14 февраля пришла проверка лицензионных условий. И вот в этом кабинете мы их принимали, и я думала, что я вообще… я уже видеть не могла эти бумажки! Уже просто было невозможно! Я в какой-то момент решила – вот пускай, что будет – то будет! Это было ну очень жестко. Но у нас очень хорошая документация, я очень стараюсь. Я, в принципе, люблю, чтобы бумаги были в порядке, честно. Ну, я такой… Я менеджер, конечно, по натуре, я люблю, чтобы был порядок. Но вот то, что сейчас – это перебор! Уже даже я не справляюсь с этим объемом и структурой. И сейчас у нас еще работает корреспондент, она сайтами занимается – у нас пять сайтов. И мы уже не можем – там же нужно без конца, чтобы были обновления, новые контексты – чтобы контекст все время обновлялся, точнее. И мы уже больше не можем. Во-первых, я – я уже поняла, что уже пишу в одном стиле, и этот стиль уже невозможен для сети, он должен быть другим, он не такой. Лена очень хорошо влилась, ей страшно нравится в образовании, что удивительно для молодой женщины с маленьким ребенком. Но она удаленно работает, то есть все у нас через «облако».
Мы собираемся раз в неделю. Я очень довольна своей командой. Я и к вещам очень привыкаю – не только к людям. Я очень долго не могу из сумки в сумку перебраться, все хожу и хожу, хотя понимаю: да, уже надо поменять ее на другую, и есть она – другая, но все это переложить – как то мне… И выкинуть я тоже вещи не могу. Вот также и с людьми.
У меня очень хорошая команда административная. Невероятно креативный, как теперь говорят, системный администратор, который понимает вещи, которые я даже не знаю, вообще даже не могу в эту сторону думать. Оказалось, что он как-то предвидит, понимаете, развитие нашей школы. У нас очень сильная школа дистанционного обучения. И как она будет развиваться, я даже не могу… Я даже не понимаю, что надо будет делать. А он как-то это видит, и он взял бразды правления сейчас в большой степени в свои руки. Он давно работает, больше 10 лет он работает у нас, сейчас даже лет 14, наверное. Сначала он был просто таким формальным системным администратором, за сайтом смотрел, там компьютер сломался – пришел. В общем так, понимаете? Потом постепенно стал все вникать, вникать, а сейчас мы собираемся каждую неделю. У меня совершенно замечательные заместители. Вот Нина Николаевна – вы тоже видели ее на круглом столе, она тоже очень болеющая за дело, очень такая – готовая, так сказать, ко всяким переменам. Но то, что касается электронной школы, и то, что нам больше всего нужно, и то, что отличает нас от всех остальных школ сегодня, потому что экстернатов достаточно много, и если говорить о таком простом режиме, ну есть, конечно, отличия, во всех школах есть какие-то особенности, безусловно, но вот то, что есть у нас – нет ни у кого, и вот то, что мы сейчас делаем «на облаке», то, что сейчас дети могут жить в Шри-Ланка и совершенно спокойно обучаться у нас здесь – этого нет ни у кого, это я совершенно точно могу сказать. И вот это имеет невероятное развитие, мы все идем этим путем с большим трудом, потому что мы, конечно, в плане компьютерном, в силу возрастных особенностей, прежде всего, необученные, и учителям это очень сложно, потому что уже не хочется многим. Но, что самое смешное, когда осваивают, - они с удовольствием это делают. То есть очень большой момент – вот этот трудный рубеж, когда нужно перебороть, заставить, буквально заставить этим заниматься, понимаете? Это вот изучение компьютерных технологий на таком, достаточно серьезном все-таки, я считаю, уровне. Это не просто уровень пользователя. И вот умение с ребенком вступить в этот контакт. Тут много сложностей технических. Потому что учителям приходится и в домашнее время этим заниматься, потому что это не только получается школьное время. Но я была в Бельгии в колледже, где вот уже сделана тоже подобная система образования, и там директор тоже сказал такую вещь, мне очень понравилась, и я решила, что возьму это на вооружение: он сказал, что нужно перетерпеть. Вот это все - учителя, они писали записки, что они не обязаны тратить время с 8 до 9, но он им поставил, что они с 8 до 9 должны смотреть ответы учащихся, каждый день. И они писали, что они будут уходить, потому что у них это время посвящено семье, и они не хотят его тратить на это. И он сказал – пожалуйста, можете с 8 до 9, ил с 7 до 8 утра – я не возражаю. Но этот час он оплачивает, поэтому они обязаны это делать. И потом они привыкли, они привыкли к этому, и уже стал не час, уже стало гораздо меньше времени, потому что это регулярно, этого не накапливается много. Потому что много получалось когда долго нет… Потом в первый момент не знаешь, куда это отправить, отправляешь – да не туда. Там ребенок получил, да не в том месте. Ну, в общем, это все, это все мне знакомо, это все мы проходим вот в настоящее время. И он тогда, выступая перед нами (а я была в Москве на очень большом таком обучающем семинаре по поводу управления проектами), рассказывал об этом проекте. И сказал: это нужно руководителю перетерпеть. Если вы заинтересованы в этом учителе – перетерпите. И тогда все будет. И я решила, что я тоже так сделаю. Я перетерплю. Поэтому развитие определяется, прежде всего, тем, что нам, так сказать, диктует государство, хотя я не разделяю эти концепции, если честно, потому что мне кажется, что многие вещи не совсем правильны, но я и сама себя так уговариваю, учителей убеждаю и родителям объясняю, что другого выхода нет. Что вот сейчас иначе нельзя, понимаете? Что мы не можем идти против, нам просто… У нас не хватит сил эту систему побороть, потребовать, создать что-то такое, что будет из ряда вон, но в рамках этой системы все равно можем искать и должны искать варианты, которые будут работать на нашу идею. Это получается с большим трудом, это сложно, но это возможно. Понимаете, этому посвящена вся жизнь. Вот учителя надо мной смеются, что у меня два сына и экстернат – это третий сын, потому что на данный момент, поскольку он самый молодой, я его люблю больше всех (смеется). А поскольку мы сделали еще вторую фирму – центр повышения квалификации, то есть мы теперь с АППО конкурируем, и там у нас электронный журнал, я его страшно люблю, потому что он такой хороший, там так все здорово. Но это тоже – спасибо нашему Олегу Ивановичу, который все это придумал, и сделал, разработал, и продумал механизмы, с помощью которых все это работает, и эти бонусы, которые получают учителя, и страшно счастливы – они все получают в награду бесплатный сайт, который бесплатно обслуживается у нас. То есть у них страница в нашем журнале – сайт их, который они меняют, и у нас меняется страница в журнале. То есть совершенно замечательная такая идея, этого я придумать не могла. Вот я объясняю, что если я понимаю общее направление, как надо двигаться, что нужно было бы сделать, а вот как это все с электронной точки зрения – конечно, для меня это совершенно невозможная ситуация. И вот экстернат ____(РЭФ???) – это мой внучок. (смеется) Это уже последняя моя такая идея. Очень все приятно, что в принципе все работает. Сейчас уже приходит в школу очень много людей, которые пришли по рекламе «из уст в уста», и которые говорят, что «вы знаете, нам тут советовали, нам говорили…» Хотя очень много приходит, конечно, и по сетям сейчас. Даже не только по сайту, а именно по сетям. Потому что в сетях раскрутили. Говорят наши системные администраторы, а у нас два системных администратора, что у нас не сильно раскручены, но мне кажется, что очень прилично все раскручено, потому что люди приходят, очень многие, и говорят, что сайта даже не видели, только в сетях. И в сетях узнали, они моментально там с кем-то объединяются, у кого-то что-то спрашивают, и уже они приходят с какими-то такими знаниями, и это самое лучшее для меня, потому что они знают, на что они подписываются, не от нас, а от тех, кто уже прошел этот путь у нас. Действительно, это выход для детей…
12. Разделяете ли Вы мнение, что в альтернативные государственные учреждения приходят работать и особенные педагоги? Кем, прежде всего, должен быть педагог частной школы?
У нас учителя отнюдь не приживаются из государственных школ многие. Отобрать вот сейчас учителей… Она хороший учитель, она хорошо ведет уроки – групповые занятия по английскому, и получается… У нас, например, ланч по пятницам. У нас собирается вся администрация – у нас администрация восемь человек. У нас совещание полдесятого, ну там такое, учебно-методический совет он называется по-научному. Это наша оперативная такая жизнь. Вот оно завтра у нас – мы все отрегулируем, что на ближайшее время, стратегические планы на ближайшее время, отчет за то, что мы сделали – мы сейчас колоссальный конкурс провели международный, завтра мы подводим все итоги. А потом мы все садимся за стол, у нас ланч. Все, кто что принес, ничего мы не готовим, всегда бывает очень мило – у кого-то День рождения, у кого-то еще что. У нас выезды, мы заграницу выезжаем раз в год, когда получаем бюджетное финансирование (смеется). На эти деньги сразу едем (смеется). У нас экскурсии, мы в театры ходим. Не могу сказать, что это каждый месяц, нет, конечно. Но это есть, оно как бы такое вот в сознании присутствует. Мы читаем много из того, что… Я сама много читаю… и все педагогическое, что я считаю для себя интересным, я все приношу, все читают, по кругу ходит. То есть это все создает вот эту общую такую атмосферу.
Я стала записывать черты, но получается достаточно разное. Я вам дам, раз вы анализируете, значит, вы эту табличку сможете потом дополнить. Вам это, наверное, пригодится. Это очень трудно будет написать. Должен быть человек. Он должен быть человеком. Профессионал? Да, безусловно. Интеллигентен? Да, безусловно. Потому что все, кто… Не хорошо, наверное, говорить, но кто не очень хорошо одет, не опрятен – они не приживаются, дети их не воспринимают здесь. Наверное, они их не воспринимают и там, но там они должны покориться. А здесь – нельзя. Здесь должно быть все-таки очень… В государственных школах во многих тоже такие есть дресс-коты, и я знаю директоров, вот вторая гимназия, например. Вот сейчас я шла мимо второй гимназии, а со второго этажа десятиклассники выпрыгивали из окна во время перемены, и один говорит: «А портфель твой куда нести?» «Ну, неси потом на биологию!» И они пошли шляться. Вот вам - вторая гимназия. Это нормально. Вот они когда возмущаются, мне кажется – это нормально. Я сама очень много безобразничала в детстве. Мне кажется, вот это надо понять, что человек должен это пережить.
13. «Идеальный» педагог (сотрудник) вашей школы – какой он?
14. Говорят, что в частных школах порой преподают люди, не имеющие специального педагогического образования. Так ли это в вашей школе? Как Вы относитесь к преподаванию людей без специального образования?
Таких школ много, у нас таких учителей нет. Я считаю, что это не правильно. Я считаю, что даже в государственной школе должны быть люди, обязательно выученные педагогически. Потому что, если это не педагоги… Нет, бывают индивидуальности, отдельные люди, которые вдруг поняли, что в них есть такой талант, они безусловно, конечно, имеют право переучиться и стараться, и работать. Но, как правило - это не правильно. Как правило... Вот врач должен выучиться на врача, так же и учитель должен выучиться на учителя. Есть технологии. Есть техника педагогическая. Ей нужно владеть. Нужно прийти и понимать, что нужно, чтобы в классе все бы открыли тетради, сели и писали… Это нужно уметь делать, и все! А если человек этого не умеет делать, то он… Ну, такие случаи у меня уже были, и мы расстались просто тоже.
- Придаете ли Вы значимость наличию у директора школы педагогического образования? Ученой степени?
Это хорошо бы. У меня педагогическое есть. А кандидатская диссертация – это образование. Я знала, что я не буду научным работником, и Семен Григорьевичу (Вершловскому), когда он на кафедру меня взял, я сказала сразу, что я не буду заниматься никакими… И никаких аспирантов мне не надо. Я буду вести всю такую работу – я буду вести номенклатуру дел, я все папки соберу, Семен Григорьевич, я буду делать на кафедре всю эту работу. И он, честно говоря, доверял мне безоглядно, спасибо ему. И, в общем, я никогда его не подводила. Всегда все бумажки – все писала я. И наверное сейчас еще остались, я видела – приходила, папки мной подписанные. Я все это делала, я все это могу менеджментское делать… Но мне нужно было, как сказала одна тоже его аспирантка, Шалина Татьяна Владимировна, это для осмысления. Человек – он может даже не понимать, вот он осмыслил себя на другом уровне. Вот он осмыслил себя на уровне директора. Не просто тебя назначили и ты пришел и стал директором. А ты начинаешь другую жизнь, другую деятельность, и ты ее осмысливаешь. Вот я в своей диссертации… Когда я ее написала, мне Семен Григорьевич сказал такую вещь: «Вы не думайте, что то, что Вы здесь написали, Вы сделаете». Но вот в 2007 году я к нему пришла: «Семен Григорьевич, я сделала то, что я хотела. То, что я написала – я сделала!» Он говорит: «Я вижу. Я был неправ». Понимаете, прекрасно, когда есть такие люди, с которыми можно… И диссертация нужна вот для этого. Есть, конечно, тот, кто углубляется в науку. Не думаю, что Вы будете углубляться в науку, потому что вряд ли, скорее всего. Но Вы осмыслите это, Вы подниметесь на другую высоту. Вы сами почувствуете, что встали на другую ступень. Вы будете видеть выше. А чем выше, тем круг-то больше, обзор круче. Это вот важно.
15. Идеальный педагогический коллектив частной школы – это коллектив профессионалов или единомышленников?
Это и то, и другое. И то, и другое, конечно. Понимаете, если это не профессионал, это невозможно просто. Это сразу – нет, и все. На входе. А потом уже – человеческие качества, это уже в процессе. Я беру всегда… Вот Нина Николаевна говорит – чего вы ее терпите?! А я беру человека на год. И год смотрю, что человек может делать. С Ларисой я очень долго присматривалась – она совсем еще девочкой пришла, там она год где-то проработала, но тоже на каких-то таких подсобных работах – не по специальности. Пока она научилась… А я посмотрела, вот что у нее получается лучше всего, и что ей больше всего нравится. И вот это ее функционал. То есть мне хочется, чтобы человек занимался тем, что ему нравится, что у него получается. Но для этого нужно время, для этого нужно выждать. Бывает так, что сразу понятно – нет, и все! Вот сразу пришел преподаватель по религиозной культуре – вот с ним мы сразу расстались, там все не годилось сразу. А так – если человек работает, старается, я хочу все-таки посмотреть, чтобы понимать…
16. Как бы Вы обрисовали стиль ваших взаимоотношений с педагогами школы?
Отношения хорошие производственные. Так могу их трактовать. Конечно, помогаем друг другу, если что-то случается, но сказать, что мы друг к другу ходим в гости… Хотя, учителя общаются друг с другом так сказать «без моего содействия». Но вот мы ездим, и это очень нас объединяет. Это такое общее. Но друг про друга в принципе все знают, если что-то случает – скидываются, и помогают. Но, в общем, отношения у нас очень хорошие, домашние, понимаете? У нас нет формального такого вот, убийственного отношения.
17. Охарактеризуйте особенности вашего общения с родителями.
Единственное, что меня сейчас беспокоит – очень трудно стало общаться с родителями. Это моя беда вот сейчас. Я считаю, что сейчас самая моя большая сложность в работе – это работа с родителями. Этого не было пять лет назад. Родители, как только мы их запустили в «участников образовательного процесса»… они оперились, «оперились», они кое-что прочитали, они предъявляют свои требования, и они стоят и борются за ребенка, но они – против нас, понимаете? Они борются за него, вставая в позицию «ребенка», который вообще ребенок. Нельзя с ним встать на одну позицию. Нужно понять, нужно объяснить учителю, я согласна, но защищать его… Я звоню одиннадцатикласснику, я говорю – вы знаете, вот он пропустил два занятия подготовки к ЕГЭ, и уже время уходит, апрель месяц… Она говорит – вы знаете, он плохо себя чувствует, он не может прийти. Я говорю, представляете, как мы его будем допускать к ЕГЭ? Мы его не допустим! Она говорит – ну там же еще время есть… Я говорю – времени уже нет! И мама – она его оправдывает. Ну что значит одиннадцатиклассник в субботу в 11 часов плохо себя чувствует?! Это значит, или ты хронически больной, и тебе не нужно учиться, тебе нужно лечиться в таком случае. Если это довести, так сказать, до гротеска. Но нельзя так, понимаете? Нельзя! Мама должна понимать, что если звонит директор и говорит тебе, ты должна сказать: «Какое ты имеешь право так себя распускать?! Поднимись! Да, я допускаю, у тебя могут быть головные боли, значит, есть обезболивающее очень хорошее. Если у тебя всего-то локальное количество занятий, ты должен на них присутствовать!» И это должно быть у родителей с нами вместе. А она продолжает его гладить… Он метр восемьдесят пять – метр девяносто, извините, «дитя», и мы около него стоим и смотрим, как он плохо себя чувствует по субботам в 11 часов. Ну что это такое? Это просто возмутительно. И еще появился такой момент, ну – у нас, я думаю, и это и в государственных школах сейчас будет такая же ситуация. Как мне Семен Григорьевич, я ему жаловалась, он мне сказал, что просто у нас это как «под лупой», просто лучше видно, раньше, мы высвечиваем эти проблемы. Родители считают, что они заплатили – и все. Я говорю, что мальчик не ходит, и когда приходит – ничего не делает. Говорю: как вот вы считаете, он приходит на занятия по биологии, и он ничего не делает. А он (отец) говорит: понимаете, он занимается с другим репетитором, там мы его готовим. Я говорю: я вообще не понимаю смысла вам – и здесь, и там, зачем вам все? Он говорит: там такой репетитор, он как-бы лучше, чем ваш. Я говорю: хорошо, зачем вы пришли к нам тогда, извините? Он говорит: так мы же вам все заплатили. И это говорит не какой-нибудь там… Это говорит папа, который вообще врач, у которого своя клиника, и он это говорит: мы же вам заплатили, поэтому имеем право выбора - ходить или не ходить, заниматься или не заниматься. То есть у папы в сознании уже какой-то щелчок произошел, и он не понимает, что ребенок-то не выучен в результате, вот что! Проблема-то не в том, что ходит-не ходит. По большому счету, мне - «тьфу», заплатили – действительно, не ходи! Но ты же не выучен! Я-то звоню по поводу того, что он не выучен! А оказалось, что я не понимаю этот момент. Вот это, конечно, грустно. Это, конечно, грустно…
Я очень долго со своими родителями дружу – с теми, кто закончил. Но не то, чтобы я там к ним в гости хожу – нет, они звонят, они что-то спрашивают, мне нужно – я всегда обращаюсь, я знаю – есть люди, они приходят и говорят: «Ольга Дмитриевна, вы нам так помогли, мы готовы…» Вот у нас тут работает такая Елена Борисовна Прислегина, психолог, ну она очень высокого уровня психолог, ее как школьного нельзя использовать, конечно, это не ее уровень просто. Но если бывают такие экстренные случаи – то я ее приглашаю. Она приходит. Ее дочка у нас закончила. Когда ее дочка закончила, она сказала: «Ольга Дмитриевна, я по гроб жизни… Вот что Вы скажете – я все буду делать!» У нее фантастический совершенно муж, они креативщики – такая теперь есть специальность. Они еще и психологи оба, и она экономист еще, а он философ. И они занимаются стратегическим развитием. Они в правительстве берут какие-то стратегические проекты, они по Дальнему Востоку делали все, когда там была вся эта канитель с этим мостом, они вот там работали. То есть они очень высокого уровня люди. И она у нас – вот когда я ее зову, и она здесь – она обязательно приходит. Она никогда не отказывает. Деньги – это совершенно ее не волнует. Заплатят - хорошо, нет – мне ничего не надо. То есть если что-то нужно… И таких родителей достаточно много. У нас медики такие есть, которые нам помогают. Мне говорят – как вы так не боитесь с родителями. Я не боюсь. Потому что, если человек хороший… Я все равно пользуюсь помощью, потому что я считаю, что это правильно. Что по жизни люди должны помогать друг другу, и тогда вырастает это отношение в школе, и дети.
18. Чем для себя Вы обосновываете сам факт оплаты родителями образования в частной школе? Кто, если не секрет, определяет ценовую политику вашей школы?
Ценовую политику, конечно, определяю я. Естественно. И я скажу вам так, что я очень мучилась, когда еще не было школы, и когда мы только начали хозрасчет, мы никак не могли придумать, вообще, какую цену брать. Потому что понятно было, сколько получает учитель в час, там было понятно – «два двадцать», и все, и никаких вопросов. 91 год, вы же понимаете, какие там были варианты? И я очень мучилась. Мы там добавляли что-то, пытались… Но, конечно, знаний особенно не было. Но потом я закончила курсы бизнеса в Финэке девятимесячные, и после этого немножко стало легче. Но все равно вот этот вопрос повышения… Потому что даже деньги скакали, помните какая была «скачка по кочкам»? И было очень сложно. И мне брат сказал, а он в Москве живет: слушай, приезжай, у нас такой есть институт «…нормативов», как-то он называется… Советский еще институт. И вот в этот институт я тогда поехала. Он, вы помните «Забытая мелодия для флейты», там такой институт «свободного времени»? Вот они сидят, там такой маленький трехэтажный особнячок, старое такое здание, у них там все, конечно, приспособлено, и они сидят… - у них там в каком-то закутке чайник, они все в ватниках. И старые-старые сидят какие-то женщины, они, наверное, старые, потому что, знаете, такие «окляченные». И я им рассказала проблему, они очень рады были, что я пришла просто в принципе, потому что к ним вообще никто не ходил - это был 94-й год, наверное, самый ужасный год был, как раз Белый дом был черный, то есть это было сразу после 93-го года. Тогда было еще ничего не понятно. И все они были брошены, никто им ничего не платил – и все. И я им обрисовала ситуацию, что вот мы начинаем, а я не могу понять… И они мне сделали нормирование. Вытащили свои какие-то тома… Оказывается, в советские времена было нормировано все: сколько женщина до сорока лет может нести в одной руке, сколько она может нести в двух руках, сколько метров она может пройти, до какого уровня можно мыть окно – все было нормировано, оказывается! И вот эти нормировщики – это вообще целый клан людей, которые обученные. Короче говоря, они мне все это рассчитали, а потом они говорят: привяжите к доллару, и все здорово. Вместе поднимайте. И я так и делала до нынешнего времени. Сейчас я просто индексирую… Ну что у меня? Аренда, естественная наша инфляция, и все. Я просто прибавляю там эти проценты, сейчас это вообще просто не представляет никакого труда. А первое – они мне все это рассчитали по всем нормам. Но было страшно интересно, потому что для меня это вообще просто открылось, потому что я вообще этого никогда не знала. А брат мой – строитель, он с ними много работал. И я была потрясена, что вообще все-все нормировано: сколько можно ходить на каблуках… То есть все нормировано! То есть вся наша жизнь была расписана, мы просто об этом ничего не знали… (смеется)
Интервью брала: Дерюгина Евгения
